Доминик был прав, она ведет себя, как упрямая ослица, сокрушенно подумала Кристи, увидев, что его лицо покрылось багровыми пятнами. Только бы он не догадался, что ею движет черная ревность.
– Проводим ночь вместе? Я бы не стал употреблять такое выражение в этой ситуации, – бросил он через плечо, усаживаясь на водительское место и включая мотор. – А даже если и проводим, почему Аманда или кто-то еще должен возражать против этого? В конце концов, мы с тобой взрослые, даже если один из нас ведет себя, как ребенок.
Кристи заерзала на сиденье.
– Вряд ли я виновата в том, что все вокруг уверены, будто ты и Аманда – почти состоявшаяся пара, – пробормотала она.
Черная бровь Доминика взмыла вверх.
– Не говори ерунды, Кристи. Можешь сколько угодно рассуждать про мою связь с Амандой и собственную – с Дэвидом, – меня не проведешь.
– Но ты с ней встречался! – Кристи сама не смогла бы объяснить, почему она так упрямо стоит на своем.
Доминик свернул с дороги, и впереди показались огни над крыльцом его дома.
– Встречался? Боюсь, ты знаешь о моей личной жизни больше, чем я сам, – сказал он сухо. – Мне казалось, что мы вынужденно коротали вместе с ней время.
– Но ты…
Кристи уже хотела напомнить, что Доминик отправился в Лондон вместе с ее соперницей, когда вдруг поняла, на какой опасный путь вступает.
– Хватит искать оправданий, Кристи, – проговорил он звенящим от сдержанного гнева голосом. – То, что произошло между нами, уже произошло, и я нисколько не сожалею об этом. – Он так резко затормозил, что Кристи бросило вперед. Она выпрямилась. Сердце у нее стучало, как паровой молот. – Меня так утомило всякий раз наталкиваться на твою ледяную враждебность, – сказал Доминик устало, и Кристи кольнуло ощущение вины. Она держит его в напряжении после такого тяжелого рабочего дня. – Если ты ждешь от меня извинений или сожалений по поводу того, что я занимался с тобой любовью, то вынужден буду тебя разочаровать.
Впервые за все время их знакомства он просто повернулся к ней спиной и вышел из автомобиля, не попытавшись открыть ей дверцу, подать руку или оказать иные знаки внимания.
В холле Доминик включил верхнее освещение, и в резком электрическом свете следы усталости на его лице обозначились особенно четко. Казалось, он ждет ответа. Но что она могла сказать? Что тоже ни о чем не сожалеет… Нет, тогда он будет думать…
Что именно? Что она не против снова заняться с ним любовью? Что готова и далее поддерживать тот стиль отношений, от которого сердце у нее разрывается на части?
– Доминик, давай будем честными – по крайней мере, сегодня.
Он пристально посмотрел на нее, и глаза его странно блеснули. Казалось, он чувствовал себя оскорбленным… или…
Сердце у Кристи сжалось. Она торопливо облизала пересохшие губы.
Доминик качнул головой.
– Ради Бога, не надо! И без того все так плохо – хуже некуда, а тут еще ты со своими играми…
Он осекся, еле слышно выругался и шагнул к ней, но опоздал. Кристи, отпрянув в сторону, уже мчалась обратно в морозную мглу, снова ощущая себя той хрупкой семнадцатилетней девочкой, которая принесла ему в дар свою душу и тело, чтобы оказаться отвергнутой…
– Кристи!.. – услышала она его возглас, но смысл того, что он кричал, ускользал в сумятице овладевших ею мыслей. Увязая в глубоком снегу, она бежала куда глаза глядят.
Когда Доминик нагнал ее и схватил за руку, Кристи закричала, отбиваясь, но поскользнулась и упала в сугроб, увлекая его за собой.
– Кристи!.. Господи, с тобой все в порядке?
Но она уже ревела во весь голос, размазывая снег по щекам. Доминик торопливо встал, подхватил ее на руки и понес в дом.
Господи! Куда угодно, только не в кабинет! – мелькнуло в голове у Кристи, но, захлебываясь от рыданий, она не могла выдавить из себя ни слова.
Уложив девушку на диван возле горящего камина, Доминик начал снимать с нее сапоги.
– Кристи, прости… Бога ради, прости!.. Я вовсе не хотел тебя обидеть!.. – хриплым, умоляющим голосом бормотал он, стягивая с ее ног промокшие носки и растирая заледеневшие ноги. – Послушай!.. Я вел себя, как последний негодяй, это все мой скотский характер. У меня и в мыслях не было… – Доминик тихо выругался, и Кристи, на мгновение придя в себя, остановила глаза на его лице. – Ну, давай же! Сбрось с себя эти мокрые тряпки! – Доминик уговаривал ее, словно ребенка, и она послушно, как зачарованная, дала раздеть себя до нижнего белья и завернуть в теплое банное полотенце. – Оставайся здесь, у огня, а я сбегаю и принесу чего-нибудь горячего.
К тому моменту, когда он вернулся с двумя чашечками дымящегося кофе на подносе, Кристи уже взяла себя в руки и хрипло сказала:
– Извини, я вела себя по-идиотски.
– Мы оба все это время ведем себя по-идиотски, – кивнул он так грустно, что Кристи захотелось прижать его голову к груди и утешить.
– Сегодня был чудесный день, – робко начала она, пытаясь найти безопасную тему для разговора. – И ребенок был такой красивый, такой милый…
В лице Доминика что-то переменилось.
– Ты бы хотела иметь детей, Кристи? – спросил он тихо.
Только от тебя! – мелькнуло у нее в голове, и она густо покраснела.
– Да… Хотела бы…
Лицо Доминика внезапно помрачнело. Он резко поднялся на ноги и посмотрел ей в лицо.
– Я дал себе слово не вмешиваться в твою жизнь, – проговорил он сухо, – но должен тебя предупредить. Как бы глубоко ни было твое чувство к Дэвиду Гэлвину, он тебя не любит и подарить ребенка не сможет, Кристи. У него есть жена и дети, и он слишком большой эгоист, чтобы рисковать тем, что уже имеет.